"... чистых отношений, "дух" области-прототипа."

Примеры, с которыми мы познакомились, заставляют думать, что взаимное соответствие элементов в двух метафорически сопоставляемых предметах не имеет большого значения для успеха метафоры, для нее гораздо важнее оказывается верная передача отношений между элементами. Вообразим теперь, что мы смогли освободить свое представление о предмете и его строении от элементов и можем созерцать лишь отношения, действующие в нем…

Наблюдая двух влюбленных друг в друга молодых людей, попытаемся представить себе само чистое отношение любви между ними. И тогда, возможно, нам станет понятно, почему стихотворение о весенней влажной листве рассказывает не о времени года и ботанических тонкостях, но о любви. А если мы увидим, что старик задумчиво наблюдает за влюбленной парой и в этой ситуации, обладающей структурой из трех элементов, мы попытаемся увидеть чистые отношения, действующие в ней, мы, возможно, поймем, почему “К Элизе” Бетховена – это рассказ о давно прошедшей любви, а не просто минорный набор звуков.

Отношение нельзя оторвать от предметов, между которыми оно установлено, это несомненная истина, так что наше умственное упражнение нельзя назвать логически правильным. Но пытаясь понять, чем бы могло быть чистое отношение, мы настраиваемся на восприятие целостной ситуации, а не ее отдельных деталей-элементов. Любовь – это не ниточка, соединяющая двух людей как связь между двумя элементами в структуре, она невещественна, нематериальна и для того, чтобы увидеть любовь, нам нужно отвлечься от предметов и деталей, нам нужно увидеть дух любви, живущий там, где находятся двое влюбленных. Нам нужно охватить вниманием все целиком.

“Фу-фу-фу, русским духом пахнет!” – ворчала Баба-Яга, когда к ее избушке на курьих ножках приближался русский богатырь. Возможно, она имела в виду крепкий запах кваса и чеснока, но если бы она говорила о духе в более фигуральном смысле, то ее можно было бы понять так, что она ощущает атмосферу, свойственную русскому народу, русскому стилю общения о отношения к жизни. Описывая качество этой атмосферы, мы можем говорить, не прибегая к предметам-элементам, а говоря только о чистых отношениях. Мы не станем говорить, что русский человек смиренно относится к верховной власти, но что он отличается смиренностью. Мы не будем говорить, что он прощает врагов и не строит коварных планов против соседей, но скажем, что он незлопамятен и в нем нет коварства. Все эти качества, по сути – отношения, лишенные того, на кого они конкретно направлены, это составляющие того “русского духа”, о котором с неудовольствием говорила Баба-Яга.

“Дух” русского народа или его характер – безусловно, абстракция, поскольку характер проявляется только в конкретных структурных взаимодействиях реальной жизни. Если в характере человека доброта, то она существует в нем не сама по себе, но только в виде привычки во многих обстоятельствах жизни поступать по-доброму с другим человеком. И тем не менее, очень часто мы говорим о характере человека, совсем не задумываясь о том, что мы говорим о чистых отношениях, взятых без своей структуры. Несколько менее привычны разговоры о “характере” или “духе” явлений или предметов, но и тут наше восприятие оказывается способным настраиваться таким образом и созерцать отношения без несущих структур.

И метафоре не нужна структура и элементы предмета, ей довольно его характера, его духа, который несет скрытые в нем чистые отношения.