Философы: Серль

Серль (1979) предложил трактовку метафоры исходя из теории речевых актов. В этой теории каждое высказывание содержит два уровня: подразумеваемое значение высказывания (ПЗВ) и буквальное значение высказывания (БЗВ). ПЗВ высказывания – это значение, которое говорящий хочет передать слушателю, а БЗВ – это то значение, которое мы получим, анализируя истинное строение высказывания, без учета намерений говорящего. Мы говорим, что высказывание буквально, если ПЗВ и БЗВ совпадают, т.е. говорящий говорит именно то, что подразумевает и подразумевает именно то, что говорит. А вот метафорическое высказывание, как и другие риторические приемы, например, ирония или гипербола, демонстрируют разрыв между ПЗВ и БЗВ, что нейтрализуется слушателем путем построения фигуральной интерпретации.

Придерживаясь лежащих в фундаменте любого общения конвенциональных договоренностей, говорящий обычно стремится минимизировать концептуальную дистанцию между БЗВ и ПЗВ, поскольку желает, чтобы слушатель его понял. С точки зрения теории речевых актов, в буквальных высказываниях есть особая семантическая “честность” или “прямота”, то есть, слушатель верит, что говорящий имеет в виду именно то, что говорит, и таким образом, говорит именно то, что хочет сказать, облегчая насколько возможно взаимодействие и ко-операцию. Взгляните, например, на высказывание “Мой друг разгуливает по воздуху”, оно может быть интерпретировано и буквально и метафорически, в обычных условиях последняя интерпретация кажется более предпочтительной. Однако обратите внимание, что в этом высказывании нет каких-то семантических аномалий, которые могли бы заставить нас предпочесть фигуральное прочтение – вполне можно придумать технологический контекст, в котором кто-нибудь действительно ходил бы по воздуху, или фантастический контекст, в котором этим другом оказался бы Супермэн, Питер Пен или фея Тинкербелл. Вообще говоря, в данном случае мы не наблюдаем, чтобы фигуральное прочтение было запущено какими-то скрытыми аспектами этого высказывания – просто в данном случае метафорическая интерпретация требует от слушателя меньше доверчивости, а буквальная интерпретация требует, чтобы слушатель сконструировал сложную объяснительную модель, основанную на маловероятных и довольно искусственных гипотезах. То есть, в том, что мы воспринимаем это высказывание фигуральным, виновата бритва Оккама, а не какая-то семантическая аномалия.

Как показывает вышеизложенный пример, приемлемые модели можно создать как для метафорической, так и для буквальной интерпретации, и значит, отнесение высказывания в ту или иную категорию зависит не только от его правильности или наличия в нем семантических аномалий, но и от доверчивости слушателя. Слушатель использует опыт общественных конвенций и свой личный опыт для того, чтобы решить, какая интерпретация лучше подходит данному разговорному или нарративному контексту.

Часто говорящий может предположить, что слушателю из-за ограниченности его модели мира будет трудно воспринять высказывание в его буквальной интерпретации и ему приходится сопровождать данное высказывание причастными оборотами “именно”, “буквально”, “прямо”. Такие подтверждения нужны, чтобы слушатель был готов воспринять странную и непривычную для себя интерпретацию. Как отметил Уэй (1991),использование слов “буквально”, “действительно” для подобной речевой стратегии – это основное, общепринятое использование слова “буквальный”. В этом смысле буквальность не просто зависит от семантической правильности и общепринятости, но и служит мерой готовности принять данную трактовку высказывания. Присутствуя в высказывании, такие причастные обороты часто служат для того, чтобы поставить больший акцент на относительно искусственной интерпретации в ущерб более общепринятой. И тут, как утверждает модель Серля, слушатель получает информацию, что ПЗВ и БЗВ в данном случае совпадают.

Кроме того, слушатель может почувствовать необходимость именно так отчетливо подчеркнуть буквальное понимание высказывания даже в тех случаях, когда нет конкурирующей метафорической интерпретации, или когда нет подходящей буквальной. Как говорит Серль, например, высказывание “Кошка на потолке” является буквальным утверждением, но нам все равно трудно сопоставить его с каким-то житейским опытом. И, таким образом, говорящий может усилить данное высказывание оборотом “буквально”, потому что может предполагать, как трудно будет слушающему интерпретировать это выражение. Этот феномен наводит на мысль об интуитивном методе определения буквальности содержания высказывания, об ее измерении. Чем дальше от буквальной подразумеваемая интерпретация выражения, тем больше сдвинется его восприятие, если к нему добавить усиливающий оборот (например, “буквально” или “действительно”). И, соответственно, чем буквальнее подразумеваемая интерпретация, тем более не нужным и искусственным кажется такое усиление. То есть, буквальность высказывания “Билл на занятиях по гольфу” делает совершенно излишним применение усиливающего оборота, а “Билл сидит на телефоне” – метафорично (в обычном понимании), что и подтверждается сдвигом смысла при помощи добавки, например, слова “буквально”: “Билл буквально сидит на телефоне”. Точно также и предложение “Кошка на циновке” кажется вполне буквальным. Однако интересно отметить, что также буквальное высказывание “Кошка на потолке” гораздо сильнее поддается буквальному усилению, и в данном случае оборот “буквально” не только сдвигает подразумеваемый смысл высказывания, но и делает его более живописным. В этом смысле высказывание “Кошка на потолке” кажется гораздо менее буквальным, чем “Кошка на циновке”. Приходит мысль, что можно поспорить с Серлем, который строго разделял все высказывания в зависимости от их правдивости, и счесть, что между буквальностью и фигуральностью лежит континуум, состоящий из множества промежуточных оттенков, и дело не сводится к черно-белой дихотомии.

Подведем итог. Серль стремился разработать такой подход к метафоре, который бы сближал ее с другими практическими феноменами, такими как ирония и гипербола. Противопоставление буквального значения высказывания (БЗВ) и подразумеваемого значения высказывания (ПЗВ) заставляет считать метафору особой разговорной “ловкостью рук”, особым обманом, позволяющим говорящему сказать одну вещь (БЗВ), но при этом иметь в виду другую (ПЗВ). Совершенно определенно, метафорам присуще множество значений, но так происходит из-за применимости для их интерпретации различных концептуальных моделей, а не из-за желания говорящего водить за нос слушателя. Вернемся к примеру Серля: “Кошка на потолке”. Тут множественность – продукт по меньшей мере двух различных концептуальных моделей смысла предлога “на”, каждая из них правомерна в соответствующем контексте. Первая из них действует, например, в предложении “Муха на потолке”, а вторая лежит в основе интерпретации предложения “Кошка на полу”. В пределах идеализированной концептуальной модели летающего насекомого (используя терминологию Лакоффа), обычно муха считается не подверженной силе притяжения и , таким образом, потолок, стены и пол становятся равнозначными. Если говорящий имеет удовлетворительное объяснение того, как кошка физически прикреплена к потолку (например, приклеена), и действие силы тяжести на кошку таким образом нейтрализовано, он свободно может использовать модель мухи для того, чтобы правдиво сообщить ситуацию слушателю. Но в пределах модели “кошка на полу” некоторые условия правдивости нарушаются: кошку не прижимает к потолку, а скорее ее следует тянуть туда, а потолок не толкает кошку обратно нормальной реакцией опоры, как это делает пол. Если слушатель ограничен только этой конкретной моделью “кошки на полу”, то говорящему, конечно, придется сказать одну вещь имея в виду другую.

Ограниченность теории Серля проистекает из заложенного в нее фундаментального убеждения в гомогенности буквального значения. Оно скорее демонстрирует стремление избежать несяности, нежели отражает абсолютную природу классификации буквальное-метафорическое. Кроме того, эта теория отказывается принять во внимание тот факт, что так называемая буквальная истинность – это область пересечения различных концептуальных моделей, каждая из которых имеет свои контекстуальные ограничения применимости. Эти недостатки - продукт стиля так называемого холодного анализа, который практиковал Фреге и ранний Витгенштейн, с его акцентом скорее на условиях истинности, чем на контекстуально зависимых отношениях между словами и концептами – именно на последнее обращал внимание Витгенштейн в поздние годы в своих теориях семейных сходств и языковых игр.